Директор РОЦИТ Сергей Гребенников о важности перехода от доржных карт к действию в материале для VTimes.
Сегодня вряд ли можно встретить более или менее крупную компанию, которая не заявляла бы о своей причастности к цифровой трансформации. Однако в реальности корпорации, которые действительно встали на путь к цифровой зрелости, в России можно пересчитать по пальцам. Программа «Цифровая экономика» была создана не случайно: по сравнению с Европой, США или Китаем мы находимся в самом начале пути — если сейчас не сосредоточиться на развитии цифры, можно многое потерять.
Разные цифры
Само по себе понятие «цифровая зрелость» достаточно сложное: обычно этим термином обозначают готовность компании к цифровой трансформации — но мало кто может сказать, что это означает. Многие до сих пор считают, что цифровая трансформация — это переход с бумажного документооборота на электронный, поэтому периодически мы видим курьезные ситуации, когда какая-нибудь маленькая компания отчитывается, что полностью цифровизировалась.
Кроме того, нельзя говорить о цифровой трансформации применительно к IT-компаниям: они по своей природе уже зрелые с точки зрения технологий. Трансформация все же подразумевает, что изначально организация работает в офлайне, но начинает переориентироваться на цифровые каналы. Например, как «Почта России»: пока она в прошлом году не заявила о своем намерении потратить 40 млрд руб. на цифровизацию, никто не думал, что в ее работе может что-то измениться.
Цифровое общество
Один из самых выдающихся примеров цифровой трансформации подал, конечно, Сбербанк, который буквально на наших глазах превратился из сберкассы в один из лучших отечественных цифровых финансовых сервисов. Он еще раз подтвердил это в сентябре, представив планы по развитию цифровой экосистемы.
Вопрос в том, готово ли общество к таким супераппам, объединяющим в себе сотни разных функций из всех сфер жизни. Мы можем оказаться в ситуации, как в диалоге, который описывал Огилви: «Дайте мне баночку колы» — «Лайт или не лайт?» — «Обычную» — «А с каким вкусом?» — «Ох, давайте просто пепси». Речь о том, что обычный пользователь заходит в банковское приложение, чтобы совершить какую-то финансовую операцию, — и не известно, нужно ли ему там обилие опций, связанных с доставкой еды, просмотром сериалов и покупкой одежды.
С другой стороны, современный пользователь очень быстро привыкает ко всему новому. Когда вышел первый iPhone, далеко не все сразу оценили замену кнопок на сенсорный экран: многие считали, что это новшество быстро сойдет на нет. С тех пор прошло чуть больше 10 лет — и сегодня уже кажется странным не пользоваться сенсорным телефоном. За 10 лет можно многое изменить — именно поэтому я считаю, что вполне реально достичь показателей, которые намечены к 2030 г. в рамках национальной цели «Цифровая трансформация». Но начинать двигаться в этом направлении надо уже сейчас и, что важно, по двум отдельным направлениям — с пользователями и с бизнесом.
Что касается пользователей, здесь задача более или менее понятна: нужно развивать общую цифровую грамотность — к сожалению, у огромного количества людей она очень низкая — и учить их пользоваться технологиями с гуманитарной точки зрения. Тогда общество будет воспринимать любые нововведения.
Сергей Гребенников
Цифровая карта России
Чтобы эти нововведения случились, нужно, чтобы бизнес производил высокотехнологичные продукты, — как это сейчас происходит в Европе, особенно в Германии. Достаточно посмотреть на Volkswagen: казалось, никто не сможет составить конкуренцию Tesla, но в прошлом году Volkswagen выпускает электромобиль — и конкурирует с Tesla (в октябре он обогнал ее по продажам в Европе).
Такой прорыв во многом стал возможен благодаря государственной программе цифровизации промышленности «Индустрия 4.0», многие положения которой заимствуют и другие европейские страны. В частности, немецкое правительство активно финансирует инновационные научные разработки: в 2016 г. такие инвестиции превысили 3% ВВП — это больше, чем в других странах ЕС и США.
Немецкой цифровой трансформации мы пока можем только завидовать; чтобы приблизиться к ней по уровню, нам еще пять лет назад нужно было вместо составления дорожных карт по цифровизации начинать предпринимать реальные действия. К сожалению, обычно у нас происходит так, что сначала мы пишем программу, потом долго ее обсуждаем, а затем приходим к тому, что все надо поменять — и так по кругу.
Чего нам не хватает
Программа развития цифровой экономики в России существует с 2017 г., но реальные процессы развиваются очень медленно. И хотя, казалось бы, пандемия должна была дать мощный толчок для перехода к цифровой экономике, коснулось это прежде всего тех рынков, которые уже были к этому готовы, — IT, банковской сферы, ритейла. Общий уровень цифровизации в стране за 2020 г. практически не изменился: высокими цифровыми показателями могут похвастаться лишь 11% отечественных компаний. Все еще отстают промышленность, медицина и образование.
Чтобы бизнес мог встать на цифровые рельсы, ему нужны соответствующие условия: возможности для экспорта, налоговые льготы, среда, позволяющая сделать наши товары и услуги востребованными на международном рынке. Это все — зона ответственности государства, которое должно формировать стимулирующие меры для бизнеса, особенно в отстающих в плане цифры областях: медицине, образовании, промышленности, транспортном строении. Речь не только о таких связанных с государством сегментах, как железнодорожное, авиа- и судостроение, но также об автомобильном секторе, у которого при должном развитии большой экспортный потенциал. В прошлом году экспорт российских автомобилей подскочил на 17%, достигнув $4 млрд.
Требуются инвестиции в инновационную деятельность, решение вопроса с частотами 5G, развитие облачных решений, искусственного интеллекта (этот федеральный проект был утвержден летом). Нужны мероприятия по развитию кадрового потенциала и удержанию IT-специалистов в стране, например федеральные хакатоны, такие как «Цифровой прорыв».
Необходимо расширять производственную базу в России — мы должны производить что-то, что будет пользоваться спросом во всем мире. Наша гигантская территория — отличная база для строительства заводов, но заводов инновационных, цифровых. Мировая промышленность все активнее переходит на цифру: интернет вещей и искусственный интеллект стали базой для автоматизации производственных процессов, подводя нас к зарождению безлюдного производства — скважин и рудников, где все работы будут совершаться без человеческого участия. В России такие разработки пока внедряются точечно и лишь отдельными крупными игроками. До массовой цифровой трансформации производства нам далеко — а без этого невозможно качественно повысить производительность и вывести продукцию на мировой уровень.
Чтобы государство могло принять те меры, которые нужны бизнесу, между ними должен идти диалог — иначе это будет односторонняя коммуникация, когда сверху просто выдаются инструкции; тогда ни о каком эффективном развитии речи, конечно, идти не может.
Зачем это нужно
Пандемия дала мощный импульс для ускорения цифровой трансформации — но одновременно стало очевидно, что невозможно полностью перевести жизнь в цифру: мы все равно будем хотеть общаться вживую, гулять, дышать свежим воздухом, ходить в рестораны и фитнес-залы.
Собственно, в чем смысл цифровизации? На презентации Сбербанка, о которой я уже говорил, Герман Греф произнес фразу: «Мы меняемся для того, чтобы у вас больше времени оставалось на жизнь». Цифра ускоряет все процессы: если до появления «Госуслуг» для получения справки нужно было обойти несколько ведомств, то сейчас эту задачу чаще всего можно решить парой кликов в приложении. На мой взгляд, это ключевой момент: цифровая трансформация и цифровая зрелость нужны для того, чтобы мы получили больше времени для офлайна.
Источник материала: vtimes.io